- У вас ничего не выйдет, - ответил я им. - Он растает слишком быстро.
Но меня никто не послушал. Чиновники до сих пор мучают нас жаждой, а та вода, которая у нас есть, затхлая на вкус. Ближайшая река теперь отравлена, а дожди идут редко.
Всего один глоток свежей прохладной воды. Я понимаю, почему они захотели пойти.
- Ты уверен? - окликнул меня один из них, и я опять качнул головой.
- Вик, ты идешь? - выкрикнул кто-то.
Вик остановился, прикрыл свои холодные голубые глаза ладонью и сплюнул на замерзшую полынь.
- Нет, - ответил он. - Кай говорит, что снег растает раньше, чем мы дойдем туда. И нам еще нужно копать могилы.
- Ты всегда заставляешь нас копать, - пожаловался один из приманок. - Нам полагается поступать, как фермеры. Так говорит Общество. - Он был прав. Они хотят, чтобы мы брали лопаты и семена из деревенских сараев, сажали озимые культуры, и не двигали тела с места. Я слышал, как остальные приманки говорили, что именно так они и делают в других деревнях. Они оставляют останки для Общества или Врага, или для каких-нибудь голодных животных.
Но Вик и я - мы закапываем людей. Это началось с того парня у реки, и до сих пор никто не остановил нас.
Вик холодно рассмеялся. В отсутствие чиновников или офицеров он стал негласным лидером в этих местах, и иногда остальные приманки забывают, что реально он не имеет никакой власти в пределах Общества. Они забывают, что у него такой же статус - Отклонение от нормы - как и у них. - Я не заставляю вас делать что-либо. И Кай тоже. Вы знаете, кто заставляет, и если вы хотите окончить свои жизни здесь, я не буду вам мешать.
Солнце поднялось выше, как и парни. Я немного понаблюдал. Их черная гражданская одежда и расстояние между деревней и плато делали их похожими на муравьев, покоряющих холм. Потом я поднялся и вернулся к работе, копая ямы на кладбище для тех, кто погиб под обстрелом прошлой ночью.
Вик и другие работали неподалеку от меня. Нам нужно было выкопать семь могил. Не так уж много, учитывая интенсивность обстрела и тот факт, что нас было почти сто человек.
Я находился спиной к тем, кто поднимался, поэтому не увидел, как снег растаял к тому моменту, когда они достигли вершины. Восхождение оказалось потерей времени.
Таким же бесполезным делом были и раздумья о тех, кто умер. У меня просто не было достаточно свободного времени, чтобы рассуждать здесь о посторонних вещах.
Но я ничего не мог поделать с этим.
В первую ночь в Кленовом Городке, я выглядывал из окна моей новой спальни, и ни одна вещь не была знакомой или похожей на ту, что осталась дома. Я отвернулся. А потом в спальню вошла Аида, она была так похожа на мою мать, что я снова почувствовал себя живым.
В руке она держала компас. - У наших родителей был только один артефакт и две дочери. Мы с твоей матерью договорились, что будем по очереди владеть им; но потом она покинула нас. - Аида раскрыла мою ладонь и вложила в нее компас. - У нас был один артефакт на двоих. А теперь у нас на двоих один сын. Это - твое.
- Я не могу взять его, - сказал я ей. - Я Отклоненный. Нам не позволено владеть подобными предметами.
- Тем не менее, - ответила Аида. - Он твой.
И потом я отдал его Кассии, а она взамен подарила мне лоскут зеленого шелка. Я знал, что когда-нибудь они отберут его у меня. И знал, что не смогу хранить его вечно. Поэтому, в последний раз, когда мы спускались с холма, я приостановился и привязал его к дереву. Так быстро, что она и не заметила.
Мне нравится думать о том, что он там, на верхушке холма, развевается на ветру и омывается дождем.
Потому что, если дело подходит к концу, ты никогда не можешь выбрать, что именно сохранить. Ты можешь только выбрать, как тебе с этим расстаться.
Кассия.
Я думал о ней, когда впервые увидел снег. Я подумал: мы могли бы вскарабкаться туда. Даже если бы он растаял. Мы бы сидели и писали слова на сыром песке. Мы могли бы сделать это, если бы ты не ушла.
Но тогда, вспомнил я, не ты одна ушла. Я тоже.
На краю могилы появляется ботинок. Я знаю, чей он, по зарубкам на кромке подошвы - некоторые применяют этот метод, чтобы отмечать время, которое пережили. Ни у кого больше нет так много зарубок, по счету пройденных дней. - Ты не умер, - произносит Вик.
- Нет, - отвечаю ему, приседая на корточки. Я сплевываю землю с губ и тянусь за лопатой.
Вик копает рядом со мной. Никто из нас не заводит речь о людях, которых мы не сможем похоронить сегодня. О тех, которые попытались добраться до снега.
Когда мы возвращаемся в деревню, я слышу, как приманки окликают друг друга и нас. Еще трое умерли, кричат они, а когда поднимают глаза наверх, становится тихо.
Никто из парней, поднявшихся на плато, не вернется обратно. Я ловлю себя на мысли, что надеюсь на невозможное, что они хотя бы утолили свою жажду перед обстрелом. Что, когда они умерли, их рты были полны чистого, холодного снега.
Глава 4. Кассия
Ксандер здесь, передо мной. Его светлые волосы, голубые глаза, такая теплая улыбка. А я не могу сдвинуться с места и подойти к нему, хотя чиновник и не запрещает прикосновения.
- Кассия, - произносит Ксандер и более не медлит. Он хватает меня своими руками, и мы крепко обнимаем друг друга. Я, долго не раздумывая, прячу лицо на его груди, в его одежде, которая пахнет домом и им.
- Я так по тебе соскучился, - говорит Ксандер, голос его грохочет у меня над головой. Он звучит более глубоко. А сам Ксандер выглядит сильнее. Чувствовать его рядом с собой так приятно и восхитительно, что я отстраняюсь, обхватываю ладонями его лицо и притягиваю к себе, целуя в щеку, в опасной близости от губ. Когда я отступаю на шаг, у обоих в глазах видны слезы. У меня перехватывает дыхание, потому что плачущий Ксандер - это очень необычное зрелище.
- Я тоже скучала по тебе, - говорю я ему и удивляюсь, сколько боли внутри меня накопилось, когда я потеряла и Ксандера тоже.
Чиновник, стоящий позади Ксандера, улыбается. Но для нас, встретившихся наконец-то, это не имеет никакого значения. Он осторожно отступает, давая нам больше места, и что-то вводит в своем датаподе. Наверное, что-нибудь вроде: Оба субъекта при встрече друг с другом отреагировали подобающе.
- Как? - спрашиваю Ксандера. - Как ты здесь очутился?
Хотя видеть его так приятно. Кажется, это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Может, это очередной тест от моей чиновницы?
- Прошло уже пять месяцев с момента нашего Обручения, - говорит он. - Все Обрученные в нашем месяце уже встретились лицом-к-лицу. Департамент пока что еще не отменил эту традицию. - Он смеется, глядя на меня сверху вниз, но я замечаю печаль в его глазах. - Я обратил их внимание на то, что мы больше не живем рядом друг с другом, поэтому тоже имеем право на свидание. И вполне естественно встретиться там, где живет девушка.
Он не сказал дома у девушки. Он понимает. И он прав. Я здесь живу. Но этот лагерь - не мой дом. Я могла бы назвать домом провинцию Ориа, потому что там живет Ксандер, и Эм, потому что я родом оттуда. Так же я могла бы назвать домом и новое место в Кейе, так как там живет моя семья.
И о том месте, где живет Кай, я думаю, как о доме, хотя даже не знаю, как оно называется и где конкретно находится.
Ксандер дотрагивается до моей руки. - Нам позволено пойти на прогулку, - говорит он. - Если хочешь.
- Ну, конечно, - у меня вырывается смешок, который никак невозможно удержать. Несколько минут назад я стояла, очищая руки, и чувствовала себя одинокой, а теперь Ксандер здесь. Это, как, если бы я проходила под освещенными окнами дома в Городке, притворяясь, будто меня не волнует ни тепло, ни комфорт, а потом вдруг я оказываюсь в той уютной комнате, даже не поднимая руки, чтобы открыть дверь.
Чиновник делает движение в сторону выхода, а я осознаю, что он не тот, кто сопровождал нас на свидание в обеденный зал в Городке. То свидание было разрешено специально для нас с Ксандером, взамен общения через порт, так как мы уже были знакомы до того. Чиновник, сопровождавший нас тогда, был молод. Этот тоже не старик, но выглядит приветливее. Он замечает мой взгляд и склоняет голову, жест формальный и вежливый, но какой-то сердечный. - Теперь у нас нет специальных чиновников, назначенных для каждой пары, - объясняет он мне. - Это гораздо более рационально.
